Небо за стёклами [сборник] - Аркадий Миронович Минчковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давно ранен? — спросил Ребриков.
— Сегодня, с утра.
— Где?
— На том берегу. Километров шесть-семь.
Командиры молча переглянулись. Фронт, выходило, был совсем рядом.
— Значит, держат ещё? — продолжал Ребриков.
— Держат, да не все, — опять заговорил небритый дядька. — Тикают бесы. Наш батальон ещё где держался… Ну а справа ушли. Вот он и зажал нас.
— Кабы авиации, — сказал боец с белой чалмой, — э-эх бы и дали ему… А то башку не подымешь…
— И-ех и сыпет! — словно с восторгом отметил молодой парнишка, сладко затягиваясь окурком козьей ножки.
— Да еще картечью, собака, — добавил кто-то.
— А на переправе даёт жизни! — вступил в разговор высокий здоровенный детина в маскировочной куртке до пояса. — Как скопленье, так и вжаривают. Аж в кашу…
— А вы откуда такой? — спросил старший лейтенант, оглядывая детину. Только тут Ребриков заметил, что у того не было никаких признаков ранения.
Боец заметно смутился.
— С девяносто второй, — сказал он. — Отбился я, не знаю, где наши.
— А другие что, чужие? — подмигнул раненый парнишка.
— Куда же теперь? — спросил Ребриков.
— В город на формирование.
— Ближе частей нет? — съехидничал белоголовый.
— Там места всем хватает, — сказал дядька.
Все засмеялись.
— Мне так велели. Что я — сам? — угрюмо оправдывался парень в пятнистой куртке.
Двинулись дальше.
— Драпанул, сволочь, — сказал старший лейтенант вслед беглецу. — Врет он всё. До передовой не дошёл и гимнастерку, наверное, у бабы на молоко сменял. Паникёр, скотина… В начале войны мы таких шлёпали.
Никто ему не ответил. Каждый думал о своём.
С шоссе свернули на просёлочную дорогу. Так, объясняли местные, было ближе. Путь лежал через небольшую хуторского вида деревню. Здесь, вдали от пыльной фронтовой трассы, всё казалось обычным и тихим.
— Квасу или молока бы, — облизнул сухие губы кто-то из командиров. — Да и подкрепиться время. Зайдём, что ли?
Чтобы дело пошло успешней, разделились на группы. Ребриков пошел с белобрысым старшим лейтенантом. Но в первом доме, в который они заглянули, оказалось много военных. Во дворе какие-то ребята, сняв гимнастерки, варили в чугуне картошку. В другом старуха и девчонка с дочерна загорелыми ногами выносили из дома и складывали на траву нехитрый житейский скарб: старый самовар, сундучишко, ватные одеяла. За сараем жёлто-белый старик, опустившись в неглубокую яму, выкидывал землю.
— Барахло заховывают, чтобы не сгорело, как бой проходить будет, — пояснил старший лейтенант.
— Пойдем спросим. Может, что продадут. Видишь, у них корова, — мотнул головой Ребриков в сторону сарая.
Приблизились к яме.
— Здравствуй, дед, — сказал старший лейтенант.
— Здравствуйте, — не слишком приветливо кивнул старик, не прекращая своего занятия.
— Молока не найдется ли немного?
— У хозяйки спроси.
Подошла женщина. Поодаль, скрестив на животе руки, замерла девчонка.
Повторили просьбу.
— Нету у нас молока, — сказала хозяйка. — Утрешнее раненым отдала, а днём ещё не даивала.
— Нам за деньги, — сказал Ребриков.
— Куда их деньги-то. — Хозяйка опустила на землю принесённый из дому узел. — Немец их, что ли, брать станет?
Второй раз за последние дни встречался Ребриков с открытым неверием в силы защитников.
— Пойдём, — потянул он за рукав напарника. — Нечего нам тут…
За деревней в прохладной тени старого дуба поели хлеба с салом, запили водой. Вздремнув с полчаса, двинулись дальше. И опять, разгорячённые нещадным солнцем, шагали они навстречу группам раненых и вдогонку опережающим их машинам, которые таяли в бурых облаках дорожной пыли.
Только в середине следующего дня добились распределения по частям. Предписаний пришлось ждать долго. Все в штабе дивизии куда-то бегали, кого-то искали. Штабные из отдела кадров с зелёными петлицами на гимнастерках, с форменными портупеями через плечо носились с бумагами из избы в избу. У входа в опутанный проводами оперативный отдел, в выгоревшей траве, блаженно храпя, спали связные из передовых частей. Поодаль бродили их осёдланные кони.
Ребрикова это удивило. Там, где он воевал, было иначе.
Но в полку настроение его поднялось. Командиром оказался совсем ещё молодой майор в новенькой, аккуратно схваченной в поясе гимнастерке. Был он небольшого роста, коренастый, весь в движении. Поминутно оттягивал гимнастерку, ловко собирая её ровными складками на спине. Он остался доволен тем, что Ребриков уже воевал. Помолчав, сказал:
— Пойдёшь, лейтенант, в первый батальон. Там у нас ротного не хватает. Выбыл. Ясно?.. Народ в роте разный. Кое-кого подтянуть требуется. Чижин — моя фамилия, — сказал майор, прощаясь с Ребриковым. — В случае чего прямо говори: «Чижин приказал» — и всё…
Чижин понравился Ребрикову. Ничем он не был похож на его прежнего командира полка, строгого и внешне даже суховатого, но было видно — с таким воевать можно.
У комбата он узнал обстановку. Она не внушала больших надежд. Полк развернулся по фронту за непосредственно сражавшимися впереди частями. Задача была сдержать врага, если он прорвёт оборону. Показав исчерченную цветными стрелками и ежиками помятую карту, комбат сказал:
— Примете роту, учтите — левее немцы будто уже на этой стороне. Правда, говорят, сегодня их потеснили. Но чёрт его знает! — он широко развел руками. — Не точно это.
Роту свою Ребриков застал за политзанятиями.
Сидя на свежеотрытых брустверах, свесив ноги в ход сообщения, бойцы слушали политрука. Сопровождавший Ребрикова батальонный адъютант сообщил на ухо политруку о прибытии нового командира. Политрук сразу поднял роту и доложил лейтенанту о том, что проводит политинформацию.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Ребриков и, поздоровавшись с бойцами, уселся рядом с ними.
Разглядывая людей, Ребриков не без удовольствия отметил про себя, что большинство выглядело не старше тридцати лет.
Политрук носил на петлицах на кубик больше, чем его новый командир. Был он уже немолод, по виду не из кадровых. Говорил неторопливо, обдумывая каждую фразу и не сразу подбирая нужные слова. В речи его давал себя знать мягкий южный акцент. Когда надо было сослаться на авторитет печати, политрук надевал очки и читал выдержки из газеты.
Сперва Ребриков, занятый своими мыслями, плохо слушал беседу. Но когда она закончилась и к политруку стали обращаться с вопросами, он невольно прислушался.
Бойцы спрашивали, что будет с фронтом, если немцы дойдут до Волги, и как будет с нефтью, если хоть временно окажется занятым Баку.
Политрук неторопливо и обстоятельно объяснил, что резервы страны неистощимы, что война будет продолжаться и за Волгой, пока мы не измотаем противника и не перейдём в большое наступление. Объяснял, что промышленность перебазировалась на Урал и дальше, и там её хватает, так же как и хлеба в Сибири и других местах, а нефти имеются новые месторождения, и не меньше, чем в Баку.
Внимательно вглядывался Ребриков в лица
